Английский для русских - Страница 23

То есть, «и» прикрепленное к обычному слову – это только для дам и деток, в то время как old – только для «мужуков». Даже само понятие «мужик» по-английски передается выражением «good ol’ boy» – «хороший старый мальчик». Вот.

Если я хочу тепло отозваться о подруге, girlfriend, она может превратиться в «my old lady» – «старушка». И, как и в случае с папашей, если я назову ее так в лицо, то это прозвучит оскорбительно. А о ней в третьем лице – наоборот, тепло. Вот такие нюансы.

Это применимо не только к людям. Помню, когда мне стукнуло шестнадцать, мои родители купили мне, по канадскому обычаю, машину на день рождения. Я так удивился и обрадовался (семья у меня была не из самых состоятельных), что начал звать её «my old car».

Так что, вот два способа уменьшить и ласкать в английском языке. Один для мужиков и один для дам. Существуют ли какие-нибудь общие обороты, допустимые для всех полов?

А как же, конечно. Но это уже не слово, а порядок слов в предложении. Да, порядок слов может придать уменьшительно-ласкательное значение. Я же говорил, что мы гордимся там, насколько в английском все сложнее и непонятнее на первый взгляд.

Итак, переставляем местами слова, добавляя of:

My father – father of mine.

My girlfriend – girlfriend of mine.

My car – that old car of mine (заметили двойное уменьшение? Во как можно!)

Это не все, конечно. Есть и другие обороты, и другие приставки в виде отдельных звуков, и все они имеют свою аудиторию и оттенки. Должен добавить, что главным образом в современный английский они попали из шотландского.

Но надеюсь, и этого достаточно, чтобы развеять ложное представление о том, что в английском не существует уменьшительно-ласкательных форм.

Грустное обаяние британцев

Погоды стоят все еще относительно жаркие, пущай хотя бы введение у меня будет освежающее.

Детские первые втсречи с окружающим миром оставляют, понятное дело, глубокие следы. Хорошо помню, как первый раз встретил Санта Клауза в торговом центре, куда возили меня мои родители именно для того, чтобы эта встреча случилась. Помню, как я подошел к деду с искуственной белой бородой, как мой детский ум принял это как факт: раз у этого деда искуственная борода, значит у Санты должна быть искуственная борода. Помню его запах – прокуренный, с привкусом виски (я знал эти запахи, потому что отец тоже позволял себе иногда пить виски и он курил). Тоже нормалек, раз он такой – значит, так и должно быть. Помню что шутил он слегка непонятно и хихикал, не дождавшись ответа.

– Ты, – говорит, – мальчик или девочка?

Спрашивает – и сразу же хихикает.

– Мальчик, – говорю. – Вы разве не видите?

– Нет, – говорит, – я очки забыл на Северном Полюсе, – и начинает ржать.

Короче, после этого я и не сомневался, что все Санта Клаузы должны быть именно такими, каким я его встретил впервые.

В следующем году родители свезли меня в другой торговой центр. Еще не дойдя до Санты, я понял, что здесь что-то неладно. Во-первых, дед другой. Борода у него настоящая. Во-вторых, говорит серьезно, не хихикает как конь. Виски и табака – ничуть нету. Пахнет слегка ананасами и шампанским.

И все – детская иллюзия разрушена. Вот теперь тридцать с чем-то лет хожу и ищу тот прекрасный детский мир виски, табака и искуственных бород – и его все нету.

К чему это? Хочу сказать, что нечто подобное произошло в свое время с британским английским. И для меня он – такая же загадка, такая же разрушенная иллюзия детства, что и Санта Клауз.

Дело в том, что в моем канадском городке, хотя проживали британоговорящие, но они все были чернокожими из бывшей колонии – Нигерии или Гамбии, точно не помню. Замечательные ребята, все очень образованные, какие-то профессора. Кажется, было какое-то соглашение, поскольку они входили в Содружество наций, после вспышки очередной локальной брани, дать нескольким особенно злострадающим от этого конфликта убежище.

Так вот, все они говорили очень славно по-английски, с образованными, как уверял меня отец, британскими акцентами. Все они гоняли пиво дома, от чего распространился чудовищный запах в нашем квартале, не хуже того, как уверял меня отец, что бывает от шотландского виски. Все они играли в крикет на улице зимой, в то время как мы предпочитали хоккей. И еще они пели свои душещипательные песни о далеких краях – от заката и порой до рассвета.

Вот из этого колоритного сообщества и образовалось мое детское – и в конечном итоге оставшееся на всю жизнь – впечатление о британцах и британском английском: огромные негры, которые играют в крикет в снегу со слезами в глазах от, как мне казалось, того, что не умеют говорить с канадским акцентом. Бедные, душевные ребята.

Вот всю жизнь я и ищу эту детскую иллюзию, но чаще всего сталкиваюсь с уже более ожидаемой реальностью. Такой, например, как фразовые глаголы не совсем такие.

Ну, например: get on with. – How do you get on with your boss?!

Зачем мне get on with ним, он же мой шеф! А, оказывается, у британцев get on with то же самое что у нас get along with. То есть – ладить. Как вы ладите? Нормально, слава Богу!

Или выражение «принимать решение». То есть, take a decision. Русских, это, скорее всего, не смутит. Они же тоже решения именно принимают. А мне, как носителю непонятного американского наречия, хочется спросить: take him where? to the park? to a restaurant? on a date? Нет, братцы, мы не принимаем решения в Америке, храбрости не хватает, мы их просто делаем. То есть, make a decision.

Не говоря уже о том, что прекрасные, совершенно безобидные слова у британцев очень часто приобретают дурной характер. Как, например, замечательное слово (и замечательное изобретение) – pants (штаны). У них, у этих милых, но немного подозрительных типов, это безобидное словечко становится непроизносимым при женщинах. То есть становится трусиками. И таких примеров много.